Макс Колфилд/Хлоя Прайс; ангст; 495 словУ Макс на лбу неряшливо выведено, что она хорошая девочка — с приставкой «супер», сверхсилами и тернистым путем главной героини (арка искупления растянулась на пять эпизодов хронометражом один час сорок три минуты). Она пытается скрыть ярлык-клеймо челкой, размазать надпись ладонью, оставив на руке грязные буквы, что врут, конечно, бессовестно врут — всем вокруг и ей особенно.
Макс ведь не просила.
Ей жаль; жаль-жаль-жаль всякий раз, как одна за одной обрываются ниточки, связывающие ее с детством, Аркадией Бэй, бывшей подругой. Эта жалость «прости-что-так-вышло» — грустный смайлик из чата, не больше (Хлоя в свои болезненные 14-18 видит все именно так, и попробуй докажи обратное). Попробуй, вымоли прощение персональным плейлистом на спотифае — но не перепутай с сатисфайером; эта шутка вполне в духе Хлои: та все возводит в абсолют, подчеркивает красной пастой, рисует восклицательные знаки. От Хлои пахнет сигаретами и мужским дезодорантом — свеже-соленым, кажущимся неуместно взрослым, и Макс не сразу вспоминает, что им давно уже не по тринадцать. Прайс с этими панковскими штучками и пистолетом за поясом вся неуместно взрослая, неуместно громкая, неуместно Х л о я — и супер-девочка понимает, что просто забыла, какая та на самом деле. Что та — взрыв в честь дня независимости, фейерверк шипящего апельсинового леденца на языке, отдающего в уши и нос.
В ушах у Макс шумит море: черные волны бьются о парапет, а мертвые киты греют брюха на берегу; китовая кожа под пальцами склизкая и холодная, и она боится проснуться и понять, что прикосновения Хлои такие же. Что Хлоя осталась лежать на полу женского туалета в академии с безобразным кровавым пятном, растекшимся кляксой из теста Роршаха (супер-девочка видит в них только смерть — никаких бабочек), а ее рука поперек живота Максин идет безобразными трупными пятнами, кожа спадает лоскутами, отслаивающейся фотопленкой, слой за слоем, слой за слоем. У Макс хорошая фантазия, и ей просто хватает одного сна, чтобы проснуться с ледяной рукой страха на горле; когда она встает с кровати в комнате подруги и идет в черноту коридора, на часах четыре утра, а в душе холоднее, чем в морге. Кафель скользит под босыми ногами, за ушами лопаются пузырьки не смытого до конца шампуня — Макс стоит, опустив голову, и струя воды из сломанной душевой насадки бьет ей куда-то ниже груди, удушающим нокаутом в солнечное (заслужила).
Чувство собственной ненужности заполняет ее до краев, стоит взглянуть на плакат «пропала без вести» — Рэйчел Эмбер улыбается слишком нахально для гниющей на свалке; Макс хочет ударить саму себя за такие мысли, Макс вообще много чего хочет, и «спасти весь мир» у супер-девочек должно идти первым номером. Она хочет уехать/трусливо сбежать из Аркадии Бэй — получилось же один раз; Макс пакует вещи за три дня до шторма, что снесет городок у моря — в глазах подруги черные волны, слизывающие маяк, а взгляд тяжелый и холодный (не простила). Хлоя и есть шторм, это сидит у нее под кожей, стыдливо спрятавшись за ребрами; обиженный ребенок внутри нее кутается в свои травмы, словно бы в одеяло, и не видит дальше собственного носа.
Макс пакует вещи.
Макс вытягивает руку, черпая пальцами воздух, и за стеной от нее Нейтан Прескотт убивает Хлою Прайс.