артемис фаул был прав
android!Милтон Чемберлейн/Расс Эгню; au, love/hate; 981 словоУ RK500 идеально сидящая униформа, так непохожая на видавшие виды мятые рубашки Эгню, пропахшие потом и неаккуратно пролитым кофе, прилизанные жесткие волосы и беспрекословное послушание людям, как и прописано в персональном коде. Ни шага влево, ни шага вправо, пластиковое лицо, скрывающее безликий металл, синяя кровь, (хитрый химсостав, небось умнее всех их в этом участке вместе взятых и умноженных на два, ага-ага) ледяной рассудок и пара сотен тысяч таких же копий, присланных Киберлайф полицейским по всей стране. Рассел же — единственный в своем роде, личность, у него, в конце концов, есть хоть какие эмоции, а не застывшее в одном выражении лицо механического болвана; с этим и правда проще жить, повторяя все как мантру до бесконечности, пока не увязнет в зубах.
Сильнее всех эмоций, разумеется, злоба.
«Ненавижу гребаные кофеварки!» — говорит Расс Эгню каждое утро своему отражению в заляпанном брызгами зубной пасты зеркале; ведущей новостей, когда, собираясь на работу, на бегу перехватывает бутерброды и безвкусный кофе, включив телевизор-бормоталку для фона; этому паршивому RK500 — Милтону Чемберлейну, как зовет его весь участок Батл Крика — прямо в лицо. Тот не обижается, — он же долбанный андроид, что ему, боже ж ты мой, сделается — он приносит кофе и эклеры, делает комплименты Холли по поводу нового платья, которое ей очень идет, чешет Печенюшку за ухом и угощает ее собачьими крекерами; словом, Милт ведет себя так, словно бы он нормальный.
Словно бы нормально присылать людям в помощь машину (о, мы рады, что Киберлайф заботится о нас, мы рады, что ты, кухонный комбайн, с нами, что бы мы делали без тебя!) и не видеть в этом проблемы. «Ненавижу сраных андроидов!» — сквозь зубы почти рычит Рассел и отправляется на место преступления без чудо-напарника, наплевав на протокол, а потом еще и еще, пока в воспитательных целях его не отстраняют от расследования. У него же нет заводских настроек, персонального кода, пластиковой физиономии, почти не знающей износа и уж точно не стареющей; нет двоичного кода, держащего волю в тисках.
Нет причины подбирать дурацкие синонимы к своей собственной искусственности.
— …А что же вы тогда любите, детектив? — Милт-будь-же-он-проклят-Чемберлейн радостно скалится безупречной, абсолютно обезоруживающей улыбкой, (номер три или четыре из его арсенала — не то чтобы Расс их различал, эти улыбки, но это точно не номера семь или двадцать, это же очевидно) а Эгню готов клясться, что этот долбанный тостер его дразнит. Дразнит, издевается, троллит, позволяет себе насмешки — что так назовете, что эдак, суть не изменится; мужчина почти задыхается от душащей его бессильной злобы и несколько секунд просто смотрит на эту паршивую машину, тоже не отрывающую от него взгляд. Он сердито и шумно вздыхает и считает до пяти, а потом еще раз до пяти в обратном порядке, — итого, стало быть, десять, совсем уже чокнешься! — чтобы не сорваться и не закричать, чтобы не сломать эту дорогую игрушку, пусть даже та прочнее него во сто крат.
— Я вашу братию металлолома насквозь вижу, не воображай себе много, — выплевывает детектив сквозь зубы и, оттеснив напарника плечом, заходит в свою часть участка быстрым шагом, все же замечая краем глаза, что долбанный железный урод снова улыбается, но сейчас это почти ухмылка. И, что само по себе ужасно нелепо, паршивая кофемолка спрашивает Расса о его чувствах с неподдельным интересом (Эгню пьет три кружки противного пакетированного чая и до вечера занимается бумажной работой, лишь бы не забивать себе этим голову).
Он ведь и правда ненавидит сраных андроидов — «тостеры», «кофеварки», «консервные банки», большая ли, в сущности, разница, как называть этот железный лом, не все ли равно, какой синоним выбрать на этот раз для разнообразия? Еще ненавидит гомиков, белозубых сахарных красавчиков, уводящих чужих подружек, немотивированную радость, сводящую скулы и дисней (мультики, разумеется, а не мертвого мужика). Милт Чемберлейн — RK500, железяка, искусственный урод, какое угодно название, но не нормальное человеческое имя, кто его вообще придумал?! — весь из себя есть средоточье этой ненависти, будто бы детектив участка в Батл Крик внезапно собрал все бинго. В этом есть какая-то особенно злая ирония — в этих идеальных костюмах, почти неизменном тембре голоса, коллекции улыбок и услужливости; «я во всем лучше тебя!» — аксиома каждого андроида, отвратительная до скрежета зубов.
…Синяя кровь — химозное счастье, тириниум, вся периодическая таблица — не похожа на человеческую, но Расс готов клясться, что она такая же настоящая; RK500 умирает на чертовом кукурузном поле тоже по-настоящему, сколько бы детектив ни зажимал его рану ладонью и ни пытался собрать воедино то, что было сломано. Он еще долго стоит на коленях у тела напарника, будучи не в силах сдвинуться с места, и действительно не хочет возвращаться в участок; в нем шевелится странное, почти инородное чувство, словно злоба, согреваемая в душе месяцами, съеживается и иссыхает.
А потом на смену отключенному Милту прибывает RK600, — андроид нового поколения, как обычно «присланный из Киберлайф с наилучшими пожеланиями» и другими бла-бла-бла, Эгню не вслушивался в его бормотание — и Расс без малейшего зазрения совести вместо приветствия разбивает ему лицо. Ну, как разбивает — делает сколько-то вмятин в этой искусственной силиконовой коже, отчасти пробивая ее, обдирает костяшки, пока тот продолжает скалиться; взращенная злоба поднимает голову вновь и обрастает хитиновым панцирем.
У RK600 лицо Чемберлейна, и это физически больно. Но все же новый чудо-напарник — не Милт, и улыбка у него только одна, слащавая и раздражающая, а не пара-тройка десятков разного калибра и на все случаи жизни, и костюм на нем сидит совершенно не так, будто сорванный с чужого плеча, и Холли теперь лишь сухо кивает андроиду в ответ, слыша приветствия, и Печенюшка сердито рычит и убегает, поджав хвост. Железный урод — не красавчик, нет — смотрит на детектива прямо и тупо, без проблеска мысли, или что там у этих машин бывает, и Расс ударил бы его еще, честное слово, ударил бы, не помни, чем это кончилось в последний раз (чем кончается всегда-всегда, как в дурной бесконечности, как в чертовой карусели).
— Что связывало вас и предыдущего RK, детектив? — спрашивает тот монотонно, без интереса, просто для отчетности, и Расс выходит из участка, не дослушав вопрос до конца; он подбирает кучу синонимов к этим машинам, — один другого хуже — но все еще никак не может объяснить, что же это было.
Ясно одно: умирая, Милт улыбался ему напоследок, и Эгню улыбался в ответ.
Сильнее всех эмоций, разумеется, злоба.
«Ненавижу гребаные кофеварки!» — говорит Расс Эгню каждое утро своему отражению в заляпанном брызгами зубной пасты зеркале; ведущей новостей, когда, собираясь на работу, на бегу перехватывает бутерброды и безвкусный кофе, включив телевизор-бормоталку для фона; этому паршивому RK500 — Милтону Чемберлейну, как зовет его весь участок Батл Крика — прямо в лицо. Тот не обижается, — он же долбанный андроид, что ему, боже ж ты мой, сделается — он приносит кофе и эклеры, делает комплименты Холли по поводу нового платья, которое ей очень идет, чешет Печенюшку за ухом и угощает ее собачьими крекерами; словом, Милт ведет себя так, словно бы он нормальный.
Словно бы нормально присылать людям в помощь машину (о, мы рады, что Киберлайф заботится о нас, мы рады, что ты, кухонный комбайн, с нами, что бы мы делали без тебя!) и не видеть в этом проблемы. «Ненавижу сраных андроидов!» — сквозь зубы почти рычит Рассел и отправляется на место преступления без чудо-напарника, наплевав на протокол, а потом еще и еще, пока в воспитательных целях его не отстраняют от расследования. У него же нет заводских настроек, персонального кода, пластиковой физиономии, почти не знающей износа и уж точно не стареющей; нет двоичного кода, держащего волю в тисках.
Нет причины подбирать дурацкие синонимы к своей собственной искусственности.
— …А что же вы тогда любите, детектив? — Милт-будь-же-он-проклят-Чемберлейн радостно скалится безупречной, абсолютно обезоруживающей улыбкой, (номер три или четыре из его арсенала — не то чтобы Расс их различал, эти улыбки, но это точно не номера семь или двадцать, это же очевидно) а Эгню готов клясться, что этот долбанный тостер его дразнит. Дразнит, издевается, троллит, позволяет себе насмешки — что так назовете, что эдак, суть не изменится; мужчина почти задыхается от душащей его бессильной злобы и несколько секунд просто смотрит на эту паршивую машину, тоже не отрывающую от него взгляд. Он сердито и шумно вздыхает и считает до пяти, а потом еще раз до пяти в обратном порядке, — итого, стало быть, десять, совсем уже чокнешься! — чтобы не сорваться и не закричать, чтобы не сломать эту дорогую игрушку, пусть даже та прочнее него во сто крат.
— Я вашу братию металлолома насквозь вижу, не воображай себе много, — выплевывает детектив сквозь зубы и, оттеснив напарника плечом, заходит в свою часть участка быстрым шагом, все же замечая краем глаза, что долбанный железный урод снова улыбается, но сейчас это почти ухмылка. И, что само по себе ужасно нелепо, паршивая кофемолка спрашивает Расса о его чувствах с неподдельным интересом (Эгню пьет три кружки противного пакетированного чая и до вечера занимается бумажной работой, лишь бы не забивать себе этим голову).
Он ведь и правда ненавидит сраных андроидов — «тостеры», «кофеварки», «консервные банки», большая ли, в сущности, разница, как называть этот железный лом, не все ли равно, какой синоним выбрать на этот раз для разнообразия? Еще ненавидит гомиков, белозубых сахарных красавчиков, уводящих чужих подружек, немотивированную радость, сводящую скулы и дисней (мультики, разумеется, а не мертвого мужика). Милт Чемберлейн — RK500, железяка, искусственный урод, какое угодно название, но не нормальное человеческое имя, кто его вообще придумал?! — весь из себя есть средоточье этой ненависти, будто бы детектив участка в Батл Крик внезапно собрал все бинго. В этом есть какая-то особенно злая ирония — в этих идеальных костюмах, почти неизменном тембре голоса, коллекции улыбок и услужливости; «я во всем лучше тебя!» — аксиома каждого андроида, отвратительная до скрежета зубов.
…Синяя кровь — химозное счастье, тириниум, вся периодическая таблица — не похожа на человеческую, но Расс готов клясться, что она такая же настоящая; RK500 умирает на чертовом кукурузном поле тоже по-настоящему, сколько бы детектив ни зажимал его рану ладонью и ни пытался собрать воедино то, что было сломано. Он еще долго стоит на коленях у тела напарника, будучи не в силах сдвинуться с места, и действительно не хочет возвращаться в участок; в нем шевелится странное, почти инородное чувство, словно злоба, согреваемая в душе месяцами, съеживается и иссыхает.
А потом на смену отключенному Милту прибывает RK600, — андроид нового поколения, как обычно «присланный из Киберлайф с наилучшими пожеланиями» и другими бла-бла-бла, Эгню не вслушивался в его бормотание — и Расс без малейшего зазрения совести вместо приветствия разбивает ему лицо. Ну, как разбивает — делает сколько-то вмятин в этой искусственной силиконовой коже, отчасти пробивая ее, обдирает костяшки, пока тот продолжает скалиться; взращенная злоба поднимает голову вновь и обрастает хитиновым панцирем.
У RK600 лицо Чемберлейна, и это физически больно. Но все же новый чудо-напарник — не Милт, и улыбка у него только одна, слащавая и раздражающая, а не пара-тройка десятков разного калибра и на все случаи жизни, и костюм на нем сидит совершенно не так, будто сорванный с чужого плеча, и Холли теперь лишь сухо кивает андроиду в ответ, слыша приветствия, и Печенюшка сердито рычит и убегает, поджав хвост. Железный урод — не красавчик, нет — смотрит на детектива прямо и тупо, без проблеска мысли, или что там у этих машин бывает, и Расс ударил бы его еще, честное слово, ударил бы, не помни, чем это кончилось в последний раз (чем кончается всегда-всегда, как в дурной бесконечности, как в чертовой карусели).
— Что связывало вас и предыдущего RK, детектив? — спрашивает тот монотонно, без интереса, просто для отчетности, и Расс выходит из участка, не дослушав вопрос до конца; он подбирает кучу синонимов к этим машинам, — один другого хуже — но все еще никак не может объяснить, что же это было.
Ясно одно: умирая, Милт улыбался ему напоследок, и Эгню улыбался в ответ.
@темы: фф, battle creek, detroit become human