артемис фаул был прав
Макс Колфилд/Хлоя Прайс; даркфик; 866 словМама зовет ее солнышком и просит писать и звонить почаще — Макс обещает, но сейчас ей самой есть, от чего потерять голову. Уорен называет ее «супер-Макс», шутит неловкие ботанские шутки, помогает с домашкой и одалживает флешку с фильмами — девушка берет ту из вежливости, не собираясь после смотреть, и ему хватает ума принять эту простую игру (принять-примерить роль очередного парня в френдзоне, пока губы тянет фальшивая улыбка).
Мир меняется с первой космической, несется вперед, спотыкаясь и падая с ног, в кровь расшибая лодыжки, и супер-девочка за ним просто не успевает: сложно наслаждаться студенчеством в колледже мечты, когда у тебя на глазах убивают человека.
Кейт называет ее ангелом, неловко хватает за запястье своими маленькими ледяными руками и просит совета; Макс нечего ей ответить, пока Прескотт-младший спамит ей самой смсками с угрозами, а начальник охраны закрывает на это глаза, нашпиговывая академию камерами (скажи «чи-и-из», лицемерный ублюдок!). Она убеждает Марш пойти в полицию, сбиваясь и мямля, а через минуту-другую поворачивает время вспять, чтобы уговорить ту пока ничего не предпринимать — вводные данные почти не меняются, а худая фигура девчонки на крыше кампуса отвратительно настоящая. Правда колет глаза/колет ножом в подреберье: если Кейт спрыгнет вниз, это будет только ее вина, и Макс просто не знает, что ей дальше делать.
Уорен называет ее дамой в беде, но беда — синевласая Хлоя, девочка-яд, вместо хобби избравшая сигареты и многочисленные нелепые смерти; Хлоя зовет ее «безумной Макс», танцует-извивается на своей кровати под гремящую музыку и смеется, смеется так, что у подруги ухает вниз сердце. Тусклое закатное солнце красит рыжим волны на пристани и пачкает тенями лицо юной Прайс, пока девушки сидят на скамейке, неловко соприкасаясь руками; Колфилд успела забыть, как хорошо бывает в Аркадии Бэй в октябре (расклеенные всюду листовки с улыбающимся лицом Рэйчел Эмбер портят всю картину, кричаще-красным бросаясь в глаза; в Аркадии Бэй, знакомой ей с детства, никто не должен умирать).
Макс не знает, сможет ли сделать хоть что-то правильное, залатать дыры-разломы-трещины, пока кровь из ее носа бьет фонтаном, черня футболку; «ты как? что с тобой?» – спрашивает Прайс, тряся ее за плечи, до боли/красных следов от пальцев сжимая локти, и та в ответ лишь фальшиво улыбается (Хлою это не успокаивает).
Кейт называет ее ангелом, сошедшим с неба – то есть Люцифером, незамедлительно реагирует на это Прайс, криво усмехаясь; прикованная к больничной койке Марш, конечно, вовсе не это имела в виду, и обращаться с ней вот так как минимум грубо (все, что касается Хлои – «как минимум грубо»). После попытки суицида она смотрится до ужаса жалко, — синяки под глазами до щек, скулы бледнее стен — но держится молодцом; Кейт дарит Макс рисунки с зайчиками и девочками-волшебницами, вырвав пару страниц из своего блокнота, а та спрашивает себя, сможет ли сохранить их хотя бы на какое-то время.
Хотя бы до того, как окончательно разхреначит таймлайн, пытаясь быть для всех хорошей; Кейт нежно держит ее за руку и обещает за нее молиться, но волшебницам-неумехам нет места в прошениях богу и рисунках девочки-ангела.
Макс хотела бы однажды проснуться и ничего-ничего не выбирать; она сжигает их с подругой совместное фото, сделанное отцом Хлои в его последний вечер, и юная Прайс в инвалидном кресле из чужой реальности тянет к ней руки, хватает за горло и умоляет-просит убить себя.
Хлоя-которая-настоящая зовет Макс «гиковской задницей» и «ходячей ТАРДИС»; в ее глазах рыжий закат и выбросившиеся на берег киты, а та думает: ты умерла на моих глазах тридцать раз, тебя переехало поездом, в тебя стреляли снова, снова и снова. Прайс сидит рядом с ней в кресле водителя одуряющее настоящая, — от нее пахнет мужским дезодорантом и сигаретами — и Колфилд оставляет попытки осознать, что реальность, а что нет. Некоторые разговоры просто лучше не начинать, если ты не готова нести ответственность за то, к чему они приведут (она очевидно не готова).
Макс не говорит Хлое «ты умерла на моих глазах» и, видит бог, поступает правильно; та снова оступается, делает что-то не так и вновь запускает цепочку своих же смертей (супер-девочка от этого уже очень устала).
Виктория Чейз называет ее «селфи-дурой», демонстративно морща нос и хихикая с подружками-прилипалами, и Макс правда очень жаль, что с ней произойдет то, что произойдет, если она не найдет способ остановить этого больного урода: никто не заслужил смерти от рук маньяка, будучи накаченной наркотиками, даже первая стерва академии. Мистер Джефферсон зовет ее «героиней дня», и в этом кроется своего рода ирония: Макс становится героиней дня сурка, пытаясь вырваться из проявочной, пока на языке резиновый вкус скотча, а дневник с полароидными снимками сожжен; героиня (дня) на героине — или что он там ей вколол, что этот гнилой ублюдок вкалывал каждой из мертвых/искалеченных девочек?
Кейт называет ее ангелом для ангела, Уорен — храброй девчонкой, Хлоя — «безумной Макс», Марк Джефферсон — героиней, только вот… Только вот ведь Макс не ангел, не героиня дня и тем более не ТАРДИС: девочка-наклейка, — сковырнешь ногтем красочный рисунок, заденешь вязкий липкий слой — фальшивка, чья проблема заключается только в том, что нельзя быть хорошей для всех.
Мир несется вперед, падает с ног, кружится в вальсе горящими обломками; Хлоя выпускает в воздух сизый дым, затянувшись, и смеется-смеется-смеется — девочка-шторм, в щепки снесшая городок у моря, девочка-беда, живущая от пули под ребро до пули промеж глаз. Макс вытягивает вперед руку, чтобы вновь обратить время вспять – и черпает пальцами пустоту; в Аркадии Бэй больше нет никого, для кого она была бы ангелом, дамой в беде, селфи-дурой или героиней дня.
Вышло очень фальшиво; переиграем?
Мир меняется с первой космической, несется вперед, спотыкаясь и падая с ног, в кровь расшибая лодыжки, и супер-девочка за ним просто не успевает: сложно наслаждаться студенчеством в колледже мечты, когда у тебя на глазах убивают человека.
Кейт называет ее ангелом, неловко хватает за запястье своими маленькими ледяными руками и просит совета; Макс нечего ей ответить, пока Прескотт-младший спамит ей самой смсками с угрозами, а начальник охраны закрывает на это глаза, нашпиговывая академию камерами (скажи «чи-и-из», лицемерный ублюдок!). Она убеждает Марш пойти в полицию, сбиваясь и мямля, а через минуту-другую поворачивает время вспять, чтобы уговорить ту пока ничего не предпринимать — вводные данные почти не меняются, а худая фигура девчонки на крыше кампуса отвратительно настоящая. Правда колет глаза/колет ножом в подреберье: если Кейт спрыгнет вниз, это будет только ее вина, и Макс просто не знает, что ей дальше делать.
Уорен называет ее дамой в беде, но беда — синевласая Хлоя, девочка-яд, вместо хобби избравшая сигареты и многочисленные нелепые смерти; Хлоя зовет ее «безумной Макс», танцует-извивается на своей кровати под гремящую музыку и смеется, смеется так, что у подруги ухает вниз сердце. Тусклое закатное солнце красит рыжим волны на пристани и пачкает тенями лицо юной Прайс, пока девушки сидят на скамейке, неловко соприкасаясь руками; Колфилд успела забыть, как хорошо бывает в Аркадии Бэй в октябре (расклеенные всюду листовки с улыбающимся лицом Рэйчел Эмбер портят всю картину, кричаще-красным бросаясь в глаза; в Аркадии Бэй, знакомой ей с детства, никто не должен умирать).
Макс не знает, сможет ли сделать хоть что-то правильное, залатать дыры-разломы-трещины, пока кровь из ее носа бьет фонтаном, черня футболку; «ты как? что с тобой?» – спрашивает Прайс, тряся ее за плечи, до боли/красных следов от пальцев сжимая локти, и та в ответ лишь фальшиво улыбается (Хлою это не успокаивает).
Кейт называет ее ангелом, сошедшим с неба – то есть Люцифером, незамедлительно реагирует на это Прайс, криво усмехаясь; прикованная к больничной койке Марш, конечно, вовсе не это имела в виду, и обращаться с ней вот так как минимум грубо (все, что касается Хлои – «как минимум грубо»). После попытки суицида она смотрится до ужаса жалко, — синяки под глазами до щек, скулы бледнее стен — но держится молодцом; Кейт дарит Макс рисунки с зайчиками и девочками-волшебницами, вырвав пару страниц из своего блокнота, а та спрашивает себя, сможет ли сохранить их хотя бы на какое-то время.
Хотя бы до того, как окончательно разхреначит таймлайн, пытаясь быть для всех хорошей; Кейт нежно держит ее за руку и обещает за нее молиться, но волшебницам-неумехам нет места в прошениях богу и рисунках девочки-ангела.
Макс хотела бы однажды проснуться и ничего-ничего не выбирать; она сжигает их с подругой совместное фото, сделанное отцом Хлои в его последний вечер, и юная Прайс в инвалидном кресле из чужой реальности тянет к ней руки, хватает за горло и умоляет-просит убить себя.
Хлоя-которая-настоящая зовет Макс «гиковской задницей» и «ходячей ТАРДИС»; в ее глазах рыжий закат и выбросившиеся на берег киты, а та думает: ты умерла на моих глазах тридцать раз, тебя переехало поездом, в тебя стреляли снова, снова и снова. Прайс сидит рядом с ней в кресле водителя одуряющее настоящая, — от нее пахнет мужским дезодорантом и сигаретами — и Колфилд оставляет попытки осознать, что реальность, а что нет. Некоторые разговоры просто лучше не начинать, если ты не готова нести ответственность за то, к чему они приведут (она очевидно не готова).
Макс не говорит Хлое «ты умерла на моих глазах» и, видит бог, поступает правильно; та снова оступается, делает что-то не так и вновь запускает цепочку своих же смертей (супер-девочка от этого уже очень устала).
Виктория Чейз называет ее «селфи-дурой», демонстративно морща нос и хихикая с подружками-прилипалами, и Макс правда очень жаль, что с ней произойдет то, что произойдет, если она не найдет способ остановить этого больного урода: никто не заслужил смерти от рук маньяка, будучи накаченной наркотиками, даже первая стерва академии. Мистер Джефферсон зовет ее «героиней дня», и в этом кроется своего рода ирония: Макс становится героиней дня сурка, пытаясь вырваться из проявочной, пока на языке резиновый вкус скотча, а дневник с полароидными снимками сожжен; героиня (дня) на героине — или что он там ей вколол, что этот гнилой ублюдок вкалывал каждой из мертвых/искалеченных девочек?
Кейт называет ее ангелом для ангела, Уорен — храброй девчонкой, Хлоя — «безумной Макс», Марк Джефферсон — героиней, только вот… Только вот ведь Макс не ангел, не героиня дня и тем более не ТАРДИС: девочка-наклейка, — сковырнешь ногтем красочный рисунок, заденешь вязкий липкий слой — фальшивка, чья проблема заключается только в том, что нельзя быть хорошей для всех.
Мир несется вперед, падает с ног, кружится в вальсе горящими обломками; Хлоя выпускает в воздух сизый дым, затянувшись, и смеется-смеется-смеется — девочка-шторм, в щепки снесшая городок у моря, девочка-беда, живущая от пули под ребро до пули промеж глаз. Макс вытягивает вперед руку, чтобы вновь обратить время вспять – и черпает пальцами пустоту; в Аркадии Бэй больше нет никого, для кого она была бы ангелом, дамой в беде, селфи-дурой или героиней дня.
Вышло очень фальшиво; переиграем?
@темы: фф, life is strange