артемис фаул был прав
fem! Геральт из Ривии/fem! Лютик: русреал au; 550 словЗакатное солнце дрожит в стеклянной чашке с волком и пачкает рыжим светлые волосы Герты, небрежно заплетенные в косу; вместе с Лютик они сидят на кухне в крохотной съемной однушке и пьют чай, пока на Химки наползает ночь. Девчонка болтает без умолку о студенческих буднях на филфаке, громко смеется и много жестикулирует; лицо ведьмачки остается непроницаемым, и привыкшая к вниманию Люда смертельно обижается, но через минуту-другую сменяет гнев на милость. Герта предпочла бы выпить виски со льдом, позвонить бывшему и наговорить тому пьяного злого бреда, а после проспать с чистой совестью до полудня, но им обеим вставать завтра в шесть и ехать в область разбираться с чужим домовым; ей не хочется этого признавать, но в такие вечера Лютик действительно спасает (ведьмачка это ценит). Она греет руки о свою чашку и, видя умоляющий взгляд новоявленной напарницы, сдается и разрешает той что-нибудь сыграть (звонко бренчащей на гитаре «гори-гуляй, Москва, да за околицу не выходи!» Люде тоже есть, что ценить).
Суетливая, пестрая Москва кажется Герте сюрреалистичным небрежным рисунком младшеклассника: здесь не хочется ничего, кроме как беспрерывно пить до состояния, близкому к дружбе с зелеными чертями (но что ведьмачке черти — она видела тварей страшнее). Люда может говорить что угодно, храбриться и бесконечно приукрашивать все свои истории филолога/фольклориста/замкадыша, но Герта неизменно читает девчонку, будто открытую книгу; у ведьмачки в глазах затаенный интерес против двух сотен вопросов, задать которые Людочке не хватает храбрости.
Скажи Герта всего слово — Лютик пойдет за ней хоть на край света.
На край света ведьмачке сейчас не надо, достаточно соседнего района, в котором видели Вия (или Южного Бутово, где кикимора кошмарит бабулек-сплетниц, рассевшихся на лавке у подъезда; или подмосковной Кубинки, где в болотце выловили русалку). Электричка надрывно лязгает, тормозя, и горящий на морде прожектор разрезает лучом света липкий предрассветный полумрак; Герта за локоть отдергивает от края платформы зазевавшуюся Люду и почти силой заталкивает ту в вагон — «осторожно, двери закрываются!». На обратном пути всю поездку Лютик дремлет, отвернувшись от женщины к окну и прижав чехол с гитарой к груди, а потом сердито бурчит, когда ведьмачке приходится ее расталкивать.
Месяц или два назад они так же сидят на кухне в химковской «хрущевке» и пьют ромашковый чай, когда ведьмачка произносит вскользь, словно бы между делом: «вообще-то я Варя, ну, Варвара, но никто так не говорит»; до Люды не сразу доходит, что имени женщины до этого она так и не знала. «Тогда я буду звать тебя Гертой», — против воли произносит ее язык, и музыкантка понимает, что добавленного в чай бальзама оказывается для нее слишком много; «зови так, — легко соглашается ведьмачка, — а ты тогда Лютик. Или хтонь подмосковная — выбирай».
Выбор для девчонки очевиден.
За окном моросит противный московский дождь, плывет марево выхлопных газов автомобилей, а на родине Герты — метель, трескающееся от мороза лицо и стабильные минус сорок; Люде хочется пошутить про «дурочку с севера», но радость получить в лоб за такие сравнения весьма сомнительна (вероятность — сто процентов). Ведьмачка дарит музыкантке первую искреннюю улыбку под «та, которую я люблю» Гребенщикова, пока пальцы девчонки нежно перебирают гитарные струны — так же нежно Люде хочется прикоснуться к белому шраму над верхней губой Герты; женщина ловит ее взгляд, и Лютик смущается. Ведьмачка провожает Люду до метро, несет ее чехол с гитарой и требует отзвониться, как та окажется в своем замкадье — девчонка машет ей на прощанье рукой и шлет воздушный поцелуй.
Спросить про стоящую на балконе «хрущевки» лошадь Людочка набирается храбрости уже третий месяц.
Суетливая, пестрая Москва кажется Герте сюрреалистичным небрежным рисунком младшеклассника: здесь не хочется ничего, кроме как беспрерывно пить до состояния, близкому к дружбе с зелеными чертями (но что ведьмачке черти — она видела тварей страшнее). Люда может говорить что угодно, храбриться и бесконечно приукрашивать все свои истории филолога/фольклориста/замкадыша, но Герта неизменно читает девчонку, будто открытую книгу; у ведьмачки в глазах затаенный интерес против двух сотен вопросов, задать которые Людочке не хватает храбрости.
Скажи Герта всего слово — Лютик пойдет за ней хоть на край света.
На край света ведьмачке сейчас не надо, достаточно соседнего района, в котором видели Вия (или Южного Бутово, где кикимора кошмарит бабулек-сплетниц, рассевшихся на лавке у подъезда; или подмосковной Кубинки, где в болотце выловили русалку). Электричка надрывно лязгает, тормозя, и горящий на морде прожектор разрезает лучом света липкий предрассветный полумрак; Герта за локоть отдергивает от края платформы зазевавшуюся Люду и почти силой заталкивает ту в вагон — «осторожно, двери закрываются!». На обратном пути всю поездку Лютик дремлет, отвернувшись от женщины к окну и прижав чехол с гитарой к груди, а потом сердито бурчит, когда ведьмачке приходится ее расталкивать.
Месяц или два назад они так же сидят на кухне в химковской «хрущевке» и пьют ромашковый чай, когда ведьмачка произносит вскользь, словно бы между делом: «вообще-то я Варя, ну, Варвара, но никто так не говорит»; до Люды не сразу доходит, что имени женщины до этого она так и не знала. «Тогда я буду звать тебя Гертой», — против воли произносит ее язык, и музыкантка понимает, что добавленного в чай бальзама оказывается для нее слишком много; «зови так, — легко соглашается ведьмачка, — а ты тогда Лютик. Или хтонь подмосковная — выбирай».
Выбор для девчонки очевиден.
За окном моросит противный московский дождь, плывет марево выхлопных газов автомобилей, а на родине Герты — метель, трескающееся от мороза лицо и стабильные минус сорок; Люде хочется пошутить про «дурочку с севера», но радость получить в лоб за такие сравнения весьма сомнительна (вероятность — сто процентов). Ведьмачка дарит музыкантке первую искреннюю улыбку под «та, которую я люблю» Гребенщикова, пока пальцы девчонки нежно перебирают гитарные струны — так же нежно Люде хочется прикоснуться к белому шраму над верхней губой Герты; женщина ловит ее взгляд, и Лютик смущается. Ведьмачка провожает Люду до метро, несет ее чехол с гитарой и требует отзвониться, как та окажется в своем замкадье — девчонка машет ей на прощанье рукой и шлет воздушный поцелуй.
Спросить про стоящую на балконе «хрущевки» лошадь Людочка набирается храбрости уже третий месяц.
@темы: фф, the witcher